Бен запрокинул голову и расхохотался, а Паркинс Джиллеспи вышел, улыбаясь и попыхивая сигаретой. Бен подошел к окну и смотрел, пока не увидел, как констебль появился на улице и перешел дорогу, осторожно ступая черными галошами, чтобы не угодить в лужу.

До того, как постучаться, Паркинс на минуту остановился, чтобы заглянуть в витрину нового магазина. Когда здесь помещалась Деревенская Лохань, человек, заглянувший в это окно, увидел бы только множество толстых баб в бигуди, которые добавляли отбеливатель или вытаскивали из приделанной к стене машины чистое белье, и все они чуть ли не поголовно жевали резинку — ни дать ни взять коровы с пастью, полной жвачки. Однако вчера и почти весь день сегодня тут простоял грузовик портлендского художника-оформителя, так что магазин выглядел сильно изменившимся. на витрину взгромоздили платформу, укрытую образчиком толстого узловатого ковра светло-зеленого цвета. Наверху пара невидимых с улицы прожекторов заливала мягким светом три расставленных в витрине предмета, выделяя их: часы, прялку и старомодный кабинет черешневого дерева. Перед каждым предметом стояла небольшая подставка, на подставке — ярлычок с разумной ценой… да Господи, неужто найдется человек, который в здравом уме выложит шесть сотен за прялку, коли можно съездить в центр, в «Вэлью-хаус», и за сорок восемь долларов девяносто пять центов купить «Зингер»?

Паркинс вздохнул, подошел к двери и постучал.

Не прошло и секунды, как та открылась, будто новый мужик прятался за ней, поджидая, чтобы Паркинс подошел.

— Инспектор! — еле заметно улыбаясь, сказал Стрейкер. — Как хорошо, что вы заглянули.

— Наверное, просто констебль, по старинке, — сказал Паркинс, закурил «Пэлл Мэлл» и небрежно вошел. — Паркинс Джиллеспи, приятно познакомиться. — Он сунул Стрейкеру ладонь. Ладонь ухватили, легонько сжали пальцами, показавшимися на ощупь ненормально сильными и очень сухими, потом выпустили.

— Ричард Трокетт Стрейкер, — сообщил лысый мужчина.

— Я догадался, — сказал Паркинс, оглядываясь по сторонам. Весь магазин был застлан и отдан во власть маляров. Запах свежей краски был приятным, но сквозь него словно бы пробивался какой-то другой неприятный запашок. Его Паркинс распознать не сумел. Он снова переключил внимание на Стрейкера.

— Чем могу быть полезен в такой прекрасный день? — поинтересовался тот.

Паркинс обратил свой мягкий взгляд за окно, где безостановочно лил дождь.

— Да, по-моему, ничем. Просто заскочил узнать, как дела. Более или менее сказать вам «добро пожаловать в город» и пожелать удачи.

— Какая чуткость. Хотите кофе? Чуточку шерри? Там внутри у меня есть и то, и другое.

— Нет, спасибо, задерживаться не могу. Мистер Барлоу тут?

— Мистер Барлоу в Нью-Йорке на закупках. До десятого октября — самое раннее — я его не жду.

— Стало быть, откроетесь без него, — сказал Паркинс, думая, что, если цены на витрине хоть о чем-то говорят, вряд ли у Стрейкера не будет отбою от покупателей. — Кстати, а звать Барлоу? Снова явилась тонкая, как лезвие, улыбка Стрейкера.

— Это профессиональный интерес, констебль — Не-а. Просто любопытно.

— Полное имя моего партнера —Курт Барлоу, — сказал Стрейкер. — Мы работали вместе и в Лондоне, и в Гамбурге. Это, — он повел рукой вокруг себя, наш уход от дел. Скромно. И тем не менее, со вкусом. Мы ожидаем, что заработаем только на прожитие, не более. И все-таки оба любим старые вещи… отличные вещи… и надеемся приобрести репутацию в округе… может быть, даже во всем вашем таком чудесном регионе Новая Англия. Как вы думаете, констебль, это возможно?

— По мне, так все может быть, ответил Паркинс, озираясь в поисках пепельницы. Ничего такого он не увидел и стряхнул пепел в карман плаща. — Ну, все равно, надеюсь, вам повезет как нельзя лучше… увидите мистера Барлоу, скажите, что я постараюсь наведываться.

— Хорошо, — сказал Стрейкер. — Он получает огромное удовольствие от общения.

— Отлично, — сказал Джиллеспи. Он пошел к дверям, помедлил, оглянулся. Стрейкер пристально смотрел на него. Кстати, как вам этот старый дом?

— Требуется очень много потрудиться, — отозвался Стрейкер. — Но время у нас есть.

— Уж наверное, — согласился Паркинс. — Не думаю, чтоб вы встречали тут поблизости молодняк.

— Молодняк? — брови Стрейкера сдвинулись.

— Ну, ребятишек, — терпеливо пояснил Паркинс. — Знаете, как они иногда любят подразнить новеньких. Швыряют камнями, или звонят в звонок — и деру… всякое такое.

— Нет, — сказал Стрейкер. — Никаких детей.

— Похоже, мы одного вроде как потеряли.

— Вот как?

— Да, — рассудительно произнес Паркинс. — Да, так. Теперь думают, может, нам его уж и не найти. Живым.

— Какой позор, — отстраненно заметил Стрейкер.

— Вроде того. Ежели что увидите… — Разумеется, я моментально сообщу вам в контору, — он снова прохладно улыбнулся.

— Вот и хорошо, — сказал Паркинс. Он открыл дверь и смиренно взглянул на проливной дождь. — Скажите мистеру Барлоу, что я смотрю в будущее.

— Конечно, констебль Джиллеспи. Чао.

Паркинс озадаченно оглянулся.

— Чава?

Улыбка Стрейкера стала шире.

— До свидания, констебль Джиллеспи. Это известное итальянское выражение, и означает оно «до свидания».

— О? Ну, каждый день узнаешь что-нибудь новое, верно? Пока.

Он вышел под дождь и затворил за собой дверь.

— Мне-то оно неизвестное, не-ет. Сигарета Паркинса намокла, и он ее выкинул.

Изнутри Стрейкер через витрину следил, как констебль уходит по улице от магазина. Он больше не улыбался.

Добравшись до своего кабинета, Паркинс позвал:

— Нолли? Нолли, ты здесь?

Никакого ответа. Паркинс кивнул. Нолли был хорошим парнишкой, только вот мозгов у него чуток не хватало. Он снял плащ, расстегнул галоши, уселся за свой стол, отыскал в портлендской телефонной книге номер и набрал его. Трубку на другом конце провода сняли после первого же гудка.

— Портленд, ФБР. Агент Хэнрахэн. — Говорит Паркинс Джиллеспи, констебль населенного пункта Иерусалимов Удел. У нас тут мальчик пропал…

— Так, понятно, — твердо сказал Хэнрахэн. — Ральф Глик. Девять лет, четыре фута три дюйма, волосы черные, глаза голубые. Что, рапорт о похищении?

— Вовсе нет. Можете кой-кого для меня проверить?

Хэнрахэн ответил утвердительно.

— Первый — Бенджамен Мирс. М-И-РС. Писатель. Написал книжку под названием «Дочь Конвея». Два других вроде как в связке. Курт Барлоу. Б-А-Р-Л-ОУ. А второй…

— Этот Курт пишется через "т" или через "д"? — спросил Хэнрахэн.

— Не знаю.

— Ладно. Продолжайте.

Потея, Паркинс продолжил. Общение с настоящим законом всегда заставляло его чувствовать себя идиотом — Второй — Ричард Трокетт Стрейкер. С двумя "т" на конце, а Стрейкер — как слышится. Этот тип и Барлоу занимаются мебельным и антикварным бизнесом. Только что открыли тут, в городе, магазинчик. Стрейкер утверждает, что Барлоу на закупках в Нью-Йорке. И еще — что они вместе работали в Лондоне и Гамбурге. По-моему, отличное прикрытие.

— Вы подозреваете этих людей по делу Глика?

— Покамест я не знаю, есть ли такое дело вообще. Но они объявились в городе примерно в то самое время.

— Думаете, Мирс как-то связан с двумя другими?

Паркинс откинулся на спинку стула и одним глазом глянул в окно.

— Это, — сказал он, — одна из тех вещей, которые я хотел бы выяснить.

В ясные, прохладные дни телефонные провода издают странное гудение, словно вибрируют от передающейся по ним болтовни. Этот звук — одинокий голос, летящий в пространстве, — не спутать ни с чем. Зимние заморозки и оттепели придали серым, занозистым телефонным столбам небрежный наклон и сделали не такими деловитыми и вымуштрованными, как столбы, закрепленные намертво цементом. Их основания черны от гудрона, если они стоят рядом с мощеной дорогой, или припудрены пылью, если дорога эта — проселочная. На поверхности столбов, там, где карабкались что-то исправить монтеры (в сорок шестом, пятьдесят втором или шестьдесят девятом), видны старые, побитые ветром и дождями метки от монтерских «кошек». Птицы — вороны, воробьи, скворцы, малиновки — усаживаются на гудящие провода и сидят в нахохленном молчании, возможно, слыша когтистыми лапками звуки чужой, человеческой, речи. Если так, их глаза-бусинки ничем этого не выдают. Город чувствует ход времени, а не истории, и, кажется, телефонным столбам это известно. Если положить на такой столб ладонь, можно почувствовать дрожь от идущих в глубине древесины кабелей (словно там заключены чьи-то души, которые отчаянно пытаются выбраться наружу).